Один читатель, судя по имени, да и по контексту высказывания, чеченец, в комментарии под моей статьей разразился буквально бранью в адрес Бориса Немцова в связи с высказанной им в 99-м году (и приведенной мной в статье) поддержкой путинских бомбежек Чечни. А другой читатель, человек, несомненно, порядочный (из постоянных читателей и комментаторов сайта), но, на мой взгляд, увлекающийся и очаровывающийся идеалист, дал ему жесткую отповедь, также не сильно соблюдая политкорректность. Мягко говоря.

Я прекрасно понимаю, насколько это болезненный вопрос для любого нормального человека, который, с одной стороны, восхищается мужеством Бориса Немцова и возмущается его подлым убийством, а с другой стороны, всегда считал чеченскую кампанию военным преступлением режима, — вдруг узнать, что было время, когда Немцов, оказывается, поддерживал Путина как кандидата на должность президента России и, в частности, одобрил бомбежки Чечни. И возникающее при этом чувство когнитивного диссонанса, отравляющее жизнь.

Но правда от того, что она даже шокирующая, не перестает от этого быть правдой. И слов, увы, из песни не выкинешь, это действительно было сказано Борисом Немцовым: "...он (Путин. — В.З.) не боится принимать сложные для себя решения, потому что решения по поводу единства России, наведения порядка на Кавказе, по борьбе с терроризмом — это ответственные решения. За них придется отвечать, если не дай Бог чего случится. А случиться может — вы знаете, какие бомбежки сейчас идут. Но он этого не боится".

Прекрасно понимая негодование и мотивы, двигавшие читателем, который дал отповедь нелестно отозвавшемуся о Немцове чеченцу, спрошу: а что должен думать чеченец о человеке, поддержавшем путинские бомбежки Чечни, и не просто поддержавшем, а с восхищением смелостью Путина поддержавшем?! Причем мне ничего не известно о том, чтобы Борис Ефимович когда-нибудь пожалел о тех своих давних высказываниях, даже тогда, когда уже стал жестким оппонентом Путина.

"Решения по поводу единства России... — это ответственные решения". "Единство России" — вот та сакральная скрепа, на которую молятся не только имперцы, но и многие российские либералы, и ради чего позволительно, по их либеральному мнению, сравнивать с землёй чеченские города и селения.

У Андрея Пионтковского есть очень точная, восьмилетней уже давности статья на эту тему. Он приводит в ней отрывок из "Хаджи-Мурата" Толстого и пишет (Пионтковский, а не Толстой), что чеченцы, после того, что с ними сотворила сначала царская власть, потом Сталин, а теперь и Ельцин с Путиным, уже не различают хороших русских и плохих русских, для них что какой-нибудь Путин, что даже Анна Политковская или тот же Борис Немцов времен, когда он привез Ельцину миллион подписей за прекращение первой чеченской, — на одно лицо. Они не считают никаких "русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения" (это уже Толстой).

Одна цитата из той статьи Пионтковского: "В одном интервью после убийства Политковской я позволил себе предположить, что в восстановленном Грозном, так же как в Иерусалиме, будет своя аллея праведников — тех русских, кто пытался остановить преступную войну. И место Анны там. Я не представлял тогда, насколько я ошибался.

...большинство чеченцев, включая тех, кто вынужден с нами сотрудничать, "испытывает к русским чувство, гораздо большее, чем просто ненависть".

После всего того, что натворили в Чечне в 20-м и 21-м веках Сталин, Ельцин и Путин, это чувство чеченцев стало настолько всепоглощающим, что они просто не желают разбираться в нюансах русских.

Анну убили чеченцы. И ни ее убийство, ни обнародование имен ее убийц не потрясли чеченское общество. Оно осталось абсолютно равнодушным к судьбе Анны. Это казалось мне совершенно непостижимым, пока я не понял, наконец, что и Путин, и Политковская для чеченцев по большому счету неразличимы".

Мало кто умеет поставить себя на место другого человека, другой нации. Тот, кто умеет, поймёт, почему чеченцы не различают Путина и Политковскую. И тем более — почему так нелестно отзываются о Немцове, поддержавшем вторую чеченскую.

Я уже неоднократно писал о том, что человечество избавилось бы от большей части своих бед, если бы люди умели поставить себя на место других людей, других народов, могли понять, почувствовать чужую боль.

К сожалению, это дано немногим.

Вот Андрею Дмитриевичу Сахарову это было дано.

Валерии Ильиничне Новодворской.

Несомненно, Анне Степановне Политковской.

А вот Борису Немцову, при всем к нему уважении и всей скорби о нем, — нет. Как и подавляющему большинству российских либералов, либерализм которых напрочь заканчивается, когда речь заходит о других нациях и народах, о "чужаках".

Вот этот отрывок из "Хаджи-Мурата":

"Аул, разоренный набегом, был тот самый, в котором Хаджи-Мурат провел ночь перед выходом своим к русским.

Садо, у которого останавливался Хаджи-Мурат, уходил с семьей в горы, когда русские подходили к аулу. Вернувшись в свой аул, Садо нашел свою саклю разрушенной: крыша была провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены, и внутренность огажена. Сын же его, тот красивый, с блестящими глазами мальчик, который восторженно смотрел на Хаджи-Мурата, был привезен мертвым к мечети на покрытой буркой лошади. Он был проткнут штыком в спину.

Благообразная женщина, служившая, во время его посещения, Хаджи-Мурату, теперь, в разорванной на груди рубахе, открывавшей ее старые, обвисшие груди, с распущенными волосами, стояла над сыном и царапала себе в кровь лицо и не переставая выла. Садо с киркой и лопатой ушел с родными копать могилу сыну. Старик дед сидел у стены разваленной сакли и, строгая палочку, тупо смотрел перед собой. Он только что вернулся с своего пчельника. Бывшие там два стожка сена были сожжены; были поломаны и обожжены посаженные стариком и выхоженные абрикосовые и вишневые деревья и, главное, сожжены все ульи с пчелами. Вой женщин слышался во всех домах и на площади, куда были привезены еще два тела. Малые дети ревели вместе с матерями. Ревела и голодная скотина, которой нечего было дать. Взрослые дети не играли, а испуганными глазами смотрели на старших.

Фонтан был загажен, очевидно, нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена и мечеть, и мулла с муталимами очищал ее.

Старики хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.

Перед жителями стоял выбор: оставаться на местах и восстановить с страшными усилиями все с такими трудами заведенное и так легко и бессмысленно уничтоженное, ожидая всякую минуту повторения того же, или, противно религиозному закону и чувству отвращения и презрения к русским, покориться им.

Старики помолились и единогласно решили послать к Шамилю послов, прося его о помощи, и тотчас же принялись за восстановление нарушенного".

Энгелина Тареева так написала по поводу этой главы из "Хаджи-Мурата": "Этот текст каждый русский должен переписать большими буквами и повесить на стену, и читать всякий раз, как почувствует ненависть или хоть неприязнь к кавказцам. Я именно так и делаю".

От себя добавлю, что о трагической судьбе чеченцев, уже в сталинскую эпоху, не менее пронзительно рассказал в "Тучке..." Анатолий Приставкин.

Трагедия чеченского народа новейшего, ельцинско-путинского времени, еще ждет своего Льва Толстого или Анатолия Приставкина.

Вадим Зайдман

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter