Если не знать, что новелла Кафки "В исправительной колонии" была написана в октябре 1914 года, то можно решить, что это история про послесталинскую Россию.
Существует некий остров, где находится "исправительная колония". Здесь обливающийся потом, но при этом не снимающий мундира офицер с гордостью показывает путешественнику машину для казни. Это не гильотина и не виселица, а сложное устройство, созданное когда-то ныне покойным "старым комендантом". Она подвергает свою жертву двенадцатичасовой пытке, когда зубья "бороны" выписывают на теле приговоренного его приговор.
Первые шесть часов несчастный "только страдает от боли", а затем у него, по словам офицера, происходит "просветление мысли". Он осознает приговор, впечатанный в его тело, записанный кровавыми ранами, и умирает, озаренный новым знанием.
При разговоре офицера и путешественника присутствуют приговоренный к смерти и его охранник. Приговоренный, кажется, не осознает того, что с ним должно произойти, — ему не сообщили ни его вину, ни приговор, и он не понимает языка, на котором идет разговор. Он выглядит сонным и тупым, но внимательно следит за происходящим.
Офицер с гордостью демонстрирует машину и рассказывает, как раньше при старом коменданте толпы собирались посмотреть на казнь, а сам офицер наблюдал за просветлением в глазах казнимого, держа за ручки детей, с любопытством смотревших на происходящее.
При новом коменданте, никто не приходит на казни, машина ломается, бюджет урезали, а путешественнику предложили посмотреть на казнь, чтобы он потом осудил ее и можно было бы отменить экзекуции, сославшись на международное мнение.
Офицер надеется на поддержку путешественника, но тот, после некоторых внутренних колебаний и размышлений о том, правильно ли вмешиваться в чужие порядки, отказывается, и происходит нечто неожиданное.
Офицер освобождает приговоренного и сам ложится на место для казни. Но машина ломается и вместо долгого выписывания приговора "будь справедлив", она просто насаживает новую жертву на свои зубья.
А путешественник заходит в кофейню, где похоронен старый комендант, которому священник отказал в месте на кладбище. Люди, сидящие за столиками, отодвигаются, чтобы он смог прочесть надпись, гласящую, что когда-нибудь комендант воскреснет и "поведет своих сторонников отвоевывать колонию". После этого он быстро отправляется на корабль, солдат и осужденный пытаются последовать за ним, но он их не пускает и уплывает.
Чем не рассказ о хрущевской оттепели, когда политика "старого коменданта", вроде бы, отвергнута и тело его даже вынесено из мавзолея, — но есть те, кто верят в его возвращение?
Но только Кафка писал не про оттепель. Он писал про всех нас. Он каким-то образом предсказал ужасы ХХ и XXI веков. Безликую и жестокую власть диктаторов, беззащитность человека, возрождение средневековых пыток, покорность жертв, нежелание вмешиваться осторожных наблюдателей. Откуда он все это знал? Я не понимаю.
А пишу я все это потому, что вчера ходила слушать оперу Филипа Гласса "В исправительной колонии".
Опера по сюжету Кафки. С завораживающей, как будто затягивающей в воронку музыкой Гласса — для ее исполнения понадобился всего лишь струнный квинтет, который, правда, временами звучал, как большой оркестр.
А на сцене — странная конструкция, вокруг которой все и происходит. При этом, если в новелле Кафки основное внимание сосредоточено на офицере и путешественнике, то на сцене главным постоянно оказывался осужденный. Он то повторял движения офицера, то пытался вырваться на свободу, то корчился под ударами. И холодный абсурд Кафки стал куда более человечным. Речь шла уже не только о машине зла, но и о людях, которых эта машина хочет превратить в пыль.
Но откуда все-таки Кафка все знал?
ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ.
! Орфография и стилистика автора сохранены
